Днями мне выпала честь присутствовать на торжественном уничтожении БЧБ символики. Ритуал проводили вместе сразу несколько групп движения Антивандал.
Ритуал проводили вместе сразу несколько групп движения Антивандал. Такие мероприятия осуществляются тайно и под покровом ночи. Место и время проведения обряда не разглашаются. Попасть в сообщество с улицы невозможно. Новых членов долго проверяют, прежде, чем допустить во внутренние чаты. Такие меры предосторожности необходимы для того, чтобы исключить внедрение в тайное сообщество диверсантов со стороны БЧБ-шников.
Раньше, когда активность змагаров была значительно выше, идеологическое загаживание городского пространства было тоже более массированным. Сейчас количество политического мусора, подлежащего ликвидации, накапливается дольше. Поэтому ночные костры приходится жечь реже.
Целью этой общественной инициативы обессмыслить действия змагаров по насаждению символов коллаборационизма в городе. Когда их труд и затраты через день-два превращается в мартышкин труд, желания продолжать у них не прибавляется.
В этот раз, когда объединились несколько территориальных подразделений движения, каждая группа сжигала свою добычу отдельно. Процесс довольно долгий, на каждый костёр уходит около часа. В этот раз попался флаг 7 метров длиной.
Участники отмечают, что символики стало не только количественно меньше, но она стала и дешевле по используемым материалам. В качестве ленточек уже используют бинты. Видимо, спонсоры потеряли интерес к протестам, и он движется по инерции, на собственных ресурсах, постепенно затухая.
В интернет-блогосфере ходят разговоры о том, что антивандаловцев крышуют силовики. Прокомментировать этот вопрос я попросил Юлию Борисёнок, руководителя и идейного вдохновителя проекта.
– Как реагируют жители дворов на ваши действия?
– Многие реагируют буйно. С криками «фашисты, позор, к нам ворвались #ябатьки », а некоторые даже выбрасывают из окон яйца и вазоны с цветами. Один раз полетел плазменный телевизор. Однако большинство людей на нас реагируют спокойно, многие выходят убирать вместе и благодарят за то, что мы помогаем поддерживать порядок в их дворах.
– А почему они сами не убирают нацистскую символику?
– Видимо духа не хватает или не хотят портить отношения с соседями. Поддержать чью-то инициативу ведь всегда проще, чем проявить свою.
– Насколько часто встречаются конфликтные ситуации?
– Раньше они были гораздо чаще, когда змагары были посмелее и у них была надежда на победу. Теперь, когда финансирование практически прекратилось, и надежды на победу нет у них у самих, конфликтов практически не стало. Если и происходят какие-то выходки, то это чисто от бессильной злобы.
– Были какие-то запоминающиеся моменты?
– Самый прикольный случай произошёл в Советском районе. Мы закрашивали столбы во дворе, выравнивая цвет, а на нас вызвали милицию! Приехали сотрудники, не обнаружили состава преступления, попросили нас проехать в отделение и написать объяснение. Если они считают милицию карателями, то зачем обращаются к ним за помощью?
– Случай с Бондаренко как-то повлиял на вашу работу?
– На пару наших участников началась травля, хотя они к этому не имеют никакого отношения. Они в тот момент там просто не находились. Больше давления никакого нет. Как работали, так и работаем.
– А откуда вы берёте финансирование? Надо же краски покупать.
– Краски – основная затратная часть. Скидываемся. Есть у нас несколько человек, которые сами своим участием не могут помочь, но помогают деньгами на краску. Когда закрашиваем змагарскую мазню, стараемся подбирать цвет в тон исходной поверхности. Мы же город от вандализма спасаем, а не меняем одну мазню на другую.
